Неточные совпадения
Разума он не признавал вовсе и даже считал его злейшим врагом, опутывающим
человека сетью обольщений и
опасных привередничеств.
Он всю эту неделю не переставая испытывал чувство, подобное чувству
человека, который был бы приставлен к
опасному сумасшедшему, боялся бы сумасшедшего и вместе, по близости к нему, боялся бы и за свой ум.
— Нет, — сморщившись от досады за то, что его подозревают в такой глупости, сказал Серпуховской. — Tout ça est une blague. [Всё это глупости.] Это всегда было и будет. Никаких коммунистов нет. Но всегда
людям интриги надо выдумать вредную,
опасную партию. Это старая штука. Нет, нужна партия власти
людей независимых, как ты и я.
Впрочем, зять вряд ли мог быть
человеком опасным, потому что нагрузился, кажется, вдоволь и, сидя на стуле, ежеминутно клевался носом.
В военное время
человек этот наделал бы чудес: его бы послать куда-нибудь пробраться сквозь непроходимые,
опасные места, украсть перед носом у самого неприятеля пушку, — это его бы дело.
Эта живость, эта совершенная извращенность мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни; тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, т. е.
человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую
опасную и трогательную — роль провидения, намечался в Грэе еще тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, т. е. попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра.
Наконец, пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и
людей меньше, и незаметнее, и во всяком случае удобнее, а главное — от здешних мест дальше. И удивился он вдруг: как это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в
опасных местах, а этого не мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал это. Решительно надо было спешить!
Как много у
людейЗатей,
Которые ещё
опасней и глупей!
Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в грубых, но сильных выражениях и должно было произвести
опасное впечатление на умы простых
людей.
«Приходится соглашаться с моим безногим сыном, который говорит такое: раньше революция на испанский роман с приключениями похожа была, на
опасную, но весьма приятную забаву, как, примерно, медвежья охота, а ныне она становится делом сугубо серьезным, муравьиной работой множества простых
людей. Сие, конечно, есть пророчество, однако не лишенное смысла. Действительно: надышали атмосферу заразительную, и доказательством ее заразности не одни мы, сущие здесь пьяницы, служим».
Эта сцена, испугав, внушила ему более осторожное отношение к Варавке, но все-таки он не мог отказывать себе изредка посмотреть в глаза Бориса взглядом
человека, знающего его постыдную тайну. Он хорошо видел, что его усмешливые взгляды волнуют мальчика, и это было приятно видеть, хотя Борис все так же дерзко насмешничал, следил за ним все более подозрительно и кружился около него ястребом. И
опасная эта игра быстро довела Клима до того, что он забыл осторожность.
Практика судебного оратора достаточно хорошо научила Клима Ивановича Самгина обходить
опасные места, удаляясь от них в сторону. Он был достаточно начитан для того, чтоб легко наполнять любой термин именно тем содержанием, которого требует день и минута. И, наконец, он твердо знал, что
люди всегда безграмотнее тех мыслей и фраз, которыми они оперируют, — он знал это потому, что весьма часто сам чувствовал себя таким.
Видя, что Спивак настроена необщительно, прихмурилась, а взгляд ее голубых глаз холоден и необычно остр, Клим ушел, еще раз подумав, что это
человек двуличный,
опасный. Откуда она могла узнать о поступке статистика? Неужели она играет значительную роль в конспиративных делах?
— Н-не знаю. Как будто умен слишком для Пилата. А в примитивизме, думаете, нет опасности? Христианство на заре его дней было тоже примитивно, а с лишком на тысячу лет ослепило
людей. Я вот тоже примитивно рассуждаю, а
человек я
опасный, — скучно сказал он, снова наливая коньяк в рюмки.
«Это —
опасное уменье, но — в какой-то степени — оно необходимо для защиты против насилия враждебных идей, — думал он. — Трудно понять, что он признает, что отрицает. И — почему, признавая одно, отрицает другое? Какие
люди собираются у него? И как ведет себя с ними эта странная женщина?»
Поработав больше часа, он ушел, унося раздражающий образ женщины, неуловимой в ее мыслях и
опасной, как все выспрашивающие
люди. Выспрашивают, потому что хотят создать представление о
человеке, и для того, чтобы скорее создать, ограничивают его личность, искажают ее. Клим был уверен, что это именно так; сам стремясь упрощать
людей, он подозревал их в желании упростить его,
человека, который не чувствует границ своей личности.
Он отметил только одно: навсегда исчез
человек неприятный и даже —
опасный чем-то. Это вовсе не плохо.
У нее какое-то ненормальное любопытство к
людям, очень
опасное в наше время.
То, что, исходя от других
людей, совпадало с его основным настроением и легко усваивалось памятью его, казалось ему более надежным, чем эти бродячие, вдруг вспыхивающие мысли, в них было нечто
опасное, они как бы грозили оторвать и увлечь в сторону от запаса уже прочно усвоенных мнений.
Веселое его лицо, шутливый тон, несколько успокоив тревогу Самгина, все же не поколебали его убеждения, что Тагильский —
человек темный,
опасный.
Клим согласно кивнул головой. Когда он не мог сразу составить себе мнения о
человеке, он чувствовал этого
человека опасным для себя. Таких,
опасных,
людей становилось все больше, и среди них Лидия стояла ближе всех к нему. Эту близость он сейчас ощутил особенно ясно, и вдруг ему захотелось сказать ей о себе все, не утаив ни одной мысли, сказать еще раз, что он ее любит, но не понимает и чего-то боится в ней. Встревоженный этим желанием, он встал и простился с нею.
Настроение Самгина двоилось: было приятно, что
человек, которого он считал
опасным, обнажается, разоружается пред ним, и все более настойчиво хотелось понять: зачем этот кругленький, жирно откормленный
человек откровенничает? А Тагильский ворковал, сдерживая звонкий голос свой, и все чаще сквозь скучноватую воркотню вырывались звонкие всхлипывания.
В конце концов Самгину казалось, что он прекрасно понимает всех и все, кроме себя самого. И уже нередко он ловил себя на том, что наблюдает за собой как за
человеком, мало знакомым ему и
опасным для него.
И обидно было, что красиво разрисованные Козловым хозяева узких переулков, тихоньких домиков,
люди, устойчивой жизнью которых Самгин когда-то любовался, теперь ведут себя как равнодушные зрители
опасных безумств.
И как Вера, это изящное создание, взлелеянное под крылом бабушки, в уютном, как ласточкино гнездо, уголке, этот перл, по красоте, всего края, на которую робко обращались взгляды лучших женихов, перед которой робели смелые мужчины, не смея бросить на нее нескромного взгляда, рискнуть любезностью или комплиментом, — Вера, покорившая даже самовластную бабушку, Вера, на которую ветерок не дохнул, — вдруг идет тайком на свидание с
опасным, подозрительным
человеком!
Все открывшееся перед нами пространство, с лесами и горами, было облито горячим блеском солнца; кое-где в полях работали
люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и под конец даже
опасного плавания, показалось это место самым очаровательным и надежным приютом.
Не из камня же они:
люди — везде
люди, и искренний моряк — а моряки почти все таковы — всегда откровенно сознается, что он не бывает вполне равнодушен к трудным или
опасным случаям, переживаемым на море.
— Да, разумно сделать больно
человеку, чтобы он вперед не делал того же, за что ему сделали больно, и вполне разумно вредному,
опасному для общества члену отрубить голову.
«Такое же
опасное существо, как вчерашняя преступница, — думал Нехлюдов, слушая всё, что происходило перед ним. — Они
опасные, а мы не
опасные?.. Я — распутник, блудник, обманщик, и все мы, все те, которые, зная меня таким, каков я есмь, не только не презирали, но уважали меня? Но если бы даже и был этот мальчик самый
опасный для общества
человек из всех
людей, находящихся в этой зале, то что же, по здравому смыслу, надо сделать, когда он попался?
То, что в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на воле
людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные
люди, и
люди эти, никак не более виновные или
опасные для общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной жизни человеческой.
О, мы любим жить на
людях и тотчас же сообщать этим
людям все, даже самые инфернальные и
опасные наши идеи, мы любим делиться с
людьми и, неизвестно почему, тут же, сейчас же и требуем, чтоб эти
люди тотчас же отвечали нам полнейшею симпатией, входили во все наши заботы и тревоги, нам поддакивали и нраву нашему не препятствовали.
Выходит исправник, высокий, толстый, белокурый и угрюмый
человек, — самые
опасные в таких случаях субъекты: печень у них, печень.
Зыбуны на берегу моря, по словам Черепанова и Чжан Бао, явление довольно обычное. Морской прибой взрыхляет песок и делает его
опасным для пешеходов. Когда же волнение успокаивается, тогда по нему свободно может пройти не только
человек, но и лошадь с полным вьюком. Делать нечего, пришлось остановиться и в буквальном смысле ждать у моря погоды.
Чертопханов, Пантелей Еремеич, слыл во всем околотке
человеком опасным и сумасбродным, гордецом и забиякой первой руки.
Встреча с таким «промышленником» гораздо
опаснее, чем встреча со зверем. Надо всегда быть готовым к обороне. Малейшая оплошность — и неопытный охотник погиб. Старые охотники с первого взгляда разбирают, с кем имеют дело — с порядочным
человеком или с разбойником.
— Тем хуже. Яд в ловких руках
опаснее, — прибавил инквизитор, — превредный и совершенно неисправимый молодой
человек…
Зато честили его и славяне. «Москвитянин», раздраженный Белинским, раздраженный успехом «Отечественных записок» и успехом лекций Грановского, защищался чем попало и всего менее жалел Белинского; он прямо говорил о нем как о
человеке опасном, жаждущем разрушения, «радующемся при зрелище пожара».
Он не герой, широкой известностью не пользуется, но когда он входит в общество
людей, преданных важному и
опасному делу, то на вопрос не знающих его знающие отвечают: «Это — NN…
человек умный, на него можно положиться»…
Появление в Гарном Луге капитана и независимое отношение нового владельца к
опасному ябеднику грозили пошатнуть прочно установившийся авторитет. Поэтому Банькевич, наружно сохраняя наилучшие отношения к «уважаемому соседу и благодетелю», высматривал удобный случай для нападения… И вот на второй, кажется, год пребывания капитана в Гарном Луге Банькевич отправился на его ниву со своими
людьми и сжал его хлеб.
— Бабушка тебя боится, она говорит — чернокнижник ты, а дедушка тоже, что ты богу — враг и
людям опасный…
Всё ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже там пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, — и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий
человекПо сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я… весь я ваш…
Вся эта горячешная тирада, весь этот наплыв страстных и беспокойных слов и восторженных мыслей, как бы толкавшихся в какой-то суматохе и перескакивавших одна через другую, всё это предрекало что-то
опасное, что-то особенное в настроении так внезапно вскипевшего, по-видимому ни с того ни с сего, молодого
человека.
Губернатор послал его в этот раз на довольно даже
опасное поручение: помощник его, непременный член суда (сам исправник схитрил и сказался больным), был очень еще молодой
человек, с оловянными, тусклыми глазами и с отвислыми губами.
Он даже не ждет с моей стороны «поступков», а просто, на основании Тришкиных показаний, проникает в тайники моей души и одним почерком пера производит меня или в звание"столпа и опоры", или в звание"
опасного и беспокойного
человека", смотря по тому, как бог ему на душу положит!
— Первого встретил я здесь старика Сизова, — рассказывал Павел. — Увидал он меня, перешел дорогу, здоровается. Я ему говорю: «Вы теперь осторожнее со мной, я
человек опасный, нахожусь под надзором полиции».
— Нельзя, Пашенька! Они вот в Крутогорск поедут, его превосходительству насплетничают, что, мол, вот, ваше превосходительство, живет на свете господин Буеракин — опаснейший человек-с, так не худо бы господина Буеракина сцапцарапать-с."Что ж, — скажет его превосходительство, — если он подлинно
опасный, так спапцарапать его таперича можно".
Я заметил, что сидевшие по стенам залы маменьки с беспокойством следили за Корепановым, как только он подходил к их детищам, и пользовались первым удобным случаем, чтобы оторвать последних от сообщества с
человеком, которого они, по-видимому, считали
опасным.
— И даже очень. Главное, в церковь прилежно ходите. Я и как пастырь вас увещеваю, и как
человек предостерегаю. Как пастырь говорю: только церковь может утешить нас в жизненных треволнениях; как
человек предваряю, что нет легче и
опаснее обвинения, как обвинение в недостатке религиозности. А впрочем, загадывать вперед бесполезно. Приехали — стало быть, дело кончено. Бог да благословит вас.
Ну, а лучше, мол, попробовать… зайду посмотрю, что здесь такое: если тут настоящие
люди, так я у них дорогу спрошу, как мне домой идти, а если это только обольщение глаз, а не живые
люди… так что же
опасного? я скажу: «Наше место свято: чур меня» — и все рассыпется.
Так неужто же и эти поэты, и эти мыслители, Шекспиры, Байроны, Сервантесы, Данты, были
люди опасные, подлежащие упразднению?